С обретением независимости развитие генетики крупного рогатого скота в Украине приобретает хаотический характер. Отсутствие единой национальной цели селекционной работы в молочном скотоводстве и плана действий на национальном уровне оставили хозяйства один на один с этой проблемой. Эффективные предприятия искали ответы на свои вопросы и способы их решения за рубежом. Остальные, а таких большинство, особенно этим не занималась. Об изменениях, произошедших за последние десять лет, и о перспективах развития селекции в молочном скотоводстве рассказывает исполнительный директор Украинской голштинской ассоциации Игорь Присяжнюк.

— Игорь Викторович, какой лично вы помните украинскую молочную отрасль десять лет назад?

— То, с чем пришлось столкнуться мне, дает основания говорить, что ее вообще не было. Именно 10 лет назад я начал работать ветеринарным врачом на Кировоградщине в хозяйстве, которое входило в группу компаний «УкрАгроКом». В то время создавались сельскохозяйственные предприятия и аграрные холдинги, брались в аренду целые хозяйства с фермами, которые больше напоминали придаток и существовали как социальный проект. Сохранение ферм было инициативой самих директоров хозяйств.

Анатолий Иванович Кузьменко, генеральный директор «Украгроком», в то время не ставил целью надои или прибыльность, главное — чтобы ферма работала, а на ней люди, и чтобы она становилась лучше. Мне в подчинение досталось несколько участков с крупным рогатым скотом и один со свиньями с множеством ветеринарных и кадровых проблем. Молокопровод, установленный еще в советское время, был разбит. Молоко доили вручную в ведра. На одну доярку у нас было 15-20 коров. В 40 лет женщины (при всем уважении к ним) выглядели на 60. Мне говорили, что доярок надо благодарить только за то, что они в 5 утра приходят на работу. Бывали пьянки и нецензурная брань. Хотелось что-то изменить, но молодому специалисту непросто управлять теми, кто проработал на ферме 10-15 лет, а то и всю жизнь.

Конечно, были и другие фермы, где ситуация была лучше, там работали еще советские молокопроводы. В одном хозяйстве мне пришлось увидеть неработающую, полуразобранную «карусель» 60-х годов с внутренним доением. В Украине было все, но с распадом СССР разрушилось. Пожалуй, с 1990 до 2000 года отрасль просто доживала. Было несколько предприятий на всю страну, которые пытались развиваться, но для большинства этот период можно назвать «каменным веком». Вот такой помнится мне молочная отрасль десять лет назад.

— Как менялась ферма?

— Потихоньку, с поддержкой и пониманем руководства, мы начали наращивать поголовье. Понемногу возвращались к механизации. На всех наших фермах установили молокопроводы. Однако было много вещей, над которыми не задумывались. Например, силос был такой, который вышел, сено — которое успели собрать.

Именно в это время директор посещал другие страны, привозил много информации. Мы, специалисты хозяйства, участвовали в различных учебных мероприятиях. За Эльманом Оруджевым записывали едва ли не каждое слово. У нас было большое желание учиться и менять ферму, а руководство поддерживало наше стремление. Реконструировали старые помещения, обновляли технику. Помню, как начали сотрудничать с генетической компанией и учились осеменять коров не гранулами, а паетами. Доярок учили доить по-новому. Затем учились правильно кормить животных, балансировать рационы. Построили маленький комбикормовый цех, начали покупать премиксы.

Помню, как достигли годового надоя 6 тыс. литров на корову и некоторое время топтались на месте. Надо было по-другому управлять процессами на ферме и переходить на недельный режим работы. Начали со свинофермы, затем в недельном ритме начала работать и молочная ферма. Перешли на одномоментный запуск коров. Труднее всего было «ломать» менталитет и стереотипы работников.

Затем на повестке дня стал вопрос заготовки качественных грубых кормов. Два года убеждали директора приобрести силосный комбайн, но он не соглашался. Решили арендовать технику, заложили одну силосную яму. Когда Анатолий Иванович увидел результат — скорость, эффективность и качество, — то уже в следующем году мы имели собственный комбайн. А потом косилки, пресс-подборщики ... Очень много средств вкладывалось в кормовую базу, зато был и результат: дополнительно 800 литров молока на корову, а годовой надой составил почти 7000 литров.

Это был период становления и изменения отношения к молочной ферме. На нее уже смотрели по-другому — как на бизнес. Тогда руководство заговорило о строительстве нового мощного молочного комплекса «Петриковское молоко» и в 2013-м его ввели в эксплуатацию. Мы тщательно занимались планированием, выстраивали технологию, объездили полмира и вроде все было понятно, но на практике оказалось гораздо сложнее.

— На каком этапе генетика приобретает особое значение?

— Считаю, что все должно развиваться постепенно и синхронно. Очень плохо, когда покупают качественный генетический материал, а загоняют его в прямом смысле в навоз. Нужно понять, что корова с высоким генетическим потенциалом — это другая корова и требует другого подхода. А когда вкладываешь немалые средства в технологию, то должен вкладывать их и в генетику. Эти вещи тесно связаны между собой. Инвестиции должны окупаться, иначе это не бизнес. И еще замечу: обучение на высокой генетике дорого стоит. Для владельцев — финансы, для специалистов — семья и здоровье, потому что на работе приходится проводить по 10-12 часов в сутки.

— Какие основные изменения в плане генетики можно выделить в целом по Украине за 10 лет?

— Какова роль государства?

— Мог бы быть генетический прогресс в Украине быстрее?

— Какова цель Украинской голштинской ассоциации?

— Голштинская ассоциация берет на себя работу заказчика или архитектора?

— Какая корова нужна Украине?

— С какой целью Украинская голштинская ассоциация начала парад голштинов?

— Как генетические компании относятся к созданию ассоциации? Видят в ней препятствие или конкурента?